Кукольный домик. Следствие ведёт Рязанцева
Стр. 3
– Простая констатация.
– Чего ты серьезная сегодня? Что‑то случилось?
– Да. Меня послали к черту.
– Ленка, ну хватит. У тебя привычка сердиться по пустякам.
– Вот именно – по пустякам. Ты дал точное определение.
– Ну все, завелась. А я, между прочим, хотел тебя кое‑куда пригласить.
Лена улыбнулась. Может, всё и не так плохо. Вечно она из мухи слона…
– У нас сегодня игра.
– Какая игра? – Улыбка трансформировалась в носогубные складки.
– Лен, ну какая у меня может быть игра? В футбол, конечно. Я же тебе говорил, что сколотил команду из сослуживцев. Сегодня состоится первенство между отделами. Ты приглашена.
Глупая. На что она рассчитывала? На Большой театр?
– Сможешь сама подъехать к шести на стадион или за тобой такси прислать?
Нормально! Сможешь сама…
– Смогу, смогу сама, конечно…
– Вот и хорошо, адрес я тебе скину.
Он даже не заметил сарказма в голосе. Конечно, сама. Сама цветы, сама такси. Телефон пиликнул, и выскочило сообщение с адресом. Внизу приписка: «Буду очень ждать, не опаздывай, такси оплачу».
Последняя строчка была лишней, она подпортила и без того не самое радужное впечатление от разговора. И ни строчки о любви. Не пойду!
Словно прочитав ее мысли, телефон снова пиликнул и высветил: «Ты моя самая любимая болельщица!». В конце смайл‑поцелуй. Пойду!
Лена посмотрела на часы. Надо поторопиться с отчетом для Орешкина.
Через час, когда отчет был готов, Лена захлопнула папку, собрала сумочку и вышла в коридор. Спускаясь по лестнице, она раздумывала, как лучше поступить – вызвать такси по телефону или тормознуть на дороге. Принять решение мешал доносящийся снизу шум. Смесь голосов прерывалась скрипом вертушки и шарканьем ног по полу.
– Иди проспись! – Дежурный Пустовойтин толкал в спину высокого худого мужчину, который прижимал к груди зеленую тетрадку в твердом переплете. Мужчина спотыкался, но скрещенные на груди руки не опускал.
– Пусти, Богом тебя прошу, – жалостливо умолял мужчина, который и без тычков еле держался на ногах.
– Не богохульствуй, алкаш! Вали отсюда, пока тебя на 15 суток за хулиганство не засадил.
Пустовойтин, который тоже был немаленького роста, схватил алкаша за футболку и дернул так, что тетрадка выскользнула из рук мужчины и шлепнулась на пол.
– Что тут происходит? – Лена прошла вертушку и остановилась рядом с дежурным.
– Да вот, Елена Аркадьевна, хмырь какой‑то пытался проникнуть. Настырный, черт! Я его в дверь, он в окно.
– А что он хочет?
– Да пургу какую‑то несет. Убила, говорит, сама убила, и книжку свою мне в нос тычет.
– А что за книжка? – Лена повернулась к мужчине, который, подобрав с пола тетрадь, обтирал ее о футболку и громко при этом всхлипывал.
Жалость к всхлипывающему алкашу уже протягивала свои щупальца. А почему, собственно, она решила, что он алкаш? Лицо совсем и не запойного пьяницы. Ну да, не очень свежее, но ведь и не оплывшее. И цвет отнюдь не синюшный. Щетина двухдневная, мешков под глазами нет, волосы всклокочены, но не обросшие, стрижка еще хранила очертания модельной.
– Да кто его знает. На помойке нашел.
– Почему вы решили, что на помойке?
– Так он сам и талдычит про помойку!
– Не талдычил я про помойку, не верьте ему! – Мужчина двинулся к Рязанцевой.
«Хватит с меня на сегодня благотворительности». Лена отвернулась и направилась к выходу.
– Постойте, не уходите, – заверещал мужчина и бросился за ней. – У меня горе. У меня ребенок погиб. Она его убила.
Что‑то в голосе мужчины заставило Рязанцеву остановиться.
– Кто? – Лена повернулась и посмотрела в синие глаза алкаша. На длинных ресницах трогательно висели капельки слез.
– Жена моя. Регина.
«Бред! Зачем я его слушаю», – разум подталкивал к выходу.
– Вот… Здесь… Она сама написала…
Мужчина протянул тетрадь. «Руки не трясутся» – зафиксировал мозг. – «Нет, не алкаш».
Лена взяла тетрадь. На обложке красивым немного детским почерком было выведено «Дневник Мамойко Регины». Хвостик последней буквы переходил в сердечко.
Надо же! Кто‑то еще ведет дневники. Прошлый век какой‑то!
– Регина Мамойко – ваша жена?
– Да. Я Мамойко Василий, а она, соответственно…
– Мамойко?! Тьфу ты! А я думал, он мне про помойку… – хохотнул Пустовойтин, но, получив в ответ укоризненный взгляд Рязанцевой, примолк и поплелся к себе в дежурку.
Лена посмотрела на часы. Матч начнется через 20 минут.
– Хорошо, пройдемте ко мне в кабинет.
«Этот тупой прибор пищит каждые полчаса и сводит меня с ума. Не могу больше. Я хочу спать. Меня вымотали бессонные ночи. Сначала она болела и кричала ночами, а теперь этот писк, от которого она просыпается, и мне приходится вставать. Надо отключить этот дурацкий агрегат».
– Тут про какой‑то прибор. Что это?
– Это такое одеяло, в нем установлены сенсорные датчики, которые реагируют, если ребенок перестает дышать.
– Да? Никогда о таком не слышала.
– Это новая разработка, нам посоветовал врач.
– Но зачем?
– Понимаете, у нас до этого уже умерло два ребенка… в младенчестве и все из‑за СВДС.
– Это какое‑то заболевание?
– Нет… да… я не знаю. И никто не знает.
Лена открыла Интернет и набрала незнакомую аббревиатуру.
«Синдром внезапной детской смерти – внезапная смерть от остановки дыхания ребенка до года, без предшествующих признаков». Она даже не слышала о таком. Впрочем, откуда, у нее ведь нет детей. И никогда не будет.